thomas draconius lucitor
✦ star vs forces of evil ✦

---

[indent] стар + марко = ∞
[indent] стар + том =
[indent] марко + том =
[indent] стар + марко + том = ...

[indent] в учебниках по геометрии нет ответа на этот простой пример; в учебниках магии - тоже. но на полях тетради марко выводит это снова и снова, пока бумага не начинает тлеть, как тлеет ткань рубашки под случайными неловкими касаниями где-то в общем бою на самом краю вселенной. кровавая луна видит их первыми: три пары рук и пересечения взглядов в свете пророческого луча. потом - зеркальное измерение, в котором их отражения сплетаются воедино, делаются смешными, какими-то растерянными - за пару мгновений до того, как стар схватит их обоих за руки и они сорвутся с места; за пару мгновений до того, как там, где раньше их отражения улыбались, останутся только тысячи острых осколков. позже будут магические подземелья и тронный зал мьюни, подземное царство, таверна у края вселенной, и ещё множество множеств историй, в которых они защищают друг друга - историй, которые были обречены случиться только тогда, когда они вместе.

[indent] в кошельке марко до сих пор хранит какую-то дурацкую заколку стар с падающей звездой, а во внутреннем кармане рубашки - медиатор, забытый томом на тумбочке в его комнате.

[indent] иногда марко думает о том, что если сам он - планета, то стар - солнце, яркое и ослепительное, дающее жизнь и надежду, а том - чёрная дыра. невидимая сила, что неумолимо притягивает к себе, разрывая при этом на атомы.

[indent] и, по правде сказать, марко уже не знает, что страшнее - быть сожженным заживо или исчезнуть в маняще-пугающей пустоте без следа.

---

[indent] ладно, окей, привет, демон!
тут вот какое дело: я в команде том/марко, а стар в команде стар/марко (глянь, я в любой из раскладок принцесса))0)), и мы не знаем, что нам с этим делать, потому нам очень нужен ты, чтобы во всём этом разобраться.
приходи, спасём тыщу миров, уничтожим другую тыщу миров, будем выяснять отношения и целоваться под светом трёх солнц где-нибудь в других измерениях, слушать сопливые песни сопливых бойзбендов, кататься на драконопедах, всё по красоте, в общем. главное - будь.
[indent] мы взрослые, контактные, уважаем чужое время и границы, и нам важно, чтобы ты тоже был взрослым, ну или хотя бы умел в открытый диалог, если вдруг что-то пойдёт не так. мы за общение вне форумов, можем закидывать тебя мемами, плейлистами и всратыми историями, а можем этого не делать, если ты не захочешь, НО нам очень важно сойтись по вайбам, так что было бы круто, прям идеально было бы, если бы ты тоже был открыт к ненавязчивой коммуникации.
пишем лапсом, тройку можем использовать, а можем не использовать. умеем ждать, не дёргаем с постами, игроки скорее неспешные, но стабильные. фанкаста у нас для тома нет, хочешь - используй оригинальные арты, хочешь - придумай какое-нибудь красивое демоническое лицо и будем им любоваться вместе.
[indent] заходи в личку сразу с примером поста. заранее любим и очень ждём. ♥

---

пример поста

воздух повисает между ними облаком пара, белёсым клубком - одним на двоих, замерев на мгновение, затем - исчезает, чтобы вновь, на выдохе, материализоваться, и потом всё повторяется, снова, снова и снова; так выглядит их упрямство, их непоколебимое нежелание уступать друг другу, признавая правоту второго. да хоть убей меня тоже, - думает стэн, продолжая смотреть в мутные, занавешенные чем-то невыразимо-болезненным, чем-то, исполненным одновременно слепой ярости и отчаянного сожаления, глаза кайла, и хмурится по обыкновению, как в самый ответственный момент, на матче там или во время экзамена, к которому он не готовился, - всё равно не отступлю и не кину тебя. никогда не кидал, и сейчас этого не сделаю, усёк?

[indent] придурок, как ты мог подумать, что я так с тобой поступлю?

- ты знаешь меня, кайл, - выплёвывает он ему в лицо, когда кайл хватает его за ворот - он всегда сначала предупреждает, а потом уже бьёт, и это тоже для него будто бы аксиома, будто рефлекс безусловный - сколько их было между ними, этих тупых драк, из которых они, разматывая друг друга до кровавых соплей, никогда не выходили ни победителем, ни побеждённым - просто били сильнее, чтобы выбить всю чертову дурь, если слов уже не оставалось? - ты меня знаешь, я не свалю.

[indent] потом они всегда хохотали, как умалишенные, размазывая по лицу грязь, мешающуюся с кровью - где чья? черт разберёт, да оно и не важно, - пили дрянное пиво, курили травку из бесконечных запасов рэнди, и будто бы никогда больше не возвращались к тому, из-за чего парой часов ранее пытались друг друга убить.

фильм такой был - вспоминается стэну; классика, брэд питт в леопардовой шубе, взрывы под скрипяще-надрывную лирику pixies («прикинь, стэнли, сколько бы мыла можно было сварить из жирдяя?» - смеялся тогда, когда они его пересматривали вместе, кайл), все эти их «первое правило бойцовского клуба...», второе правило, третье, десятое: стэн, конечно, уже и не помнил почти ничего, но понимал ещё тогда наверняка, что мужики не просто так друг друга калечили. сейчас знает точно, по себе знает - так они справлялись со всем этим стрессом из-за убогой работы, со всеми своими тревогами, с заебавшими их подружками и начальниками-пидорасами, с буднично-тупыми разговорами об этой их скучной жизни, скучной настолько, что проще вступить в ряды смертников, чем продолжить это дерьмо вывозить, делая вид, что их всё устраивает.

- если надо будет, - доверительно сообщает стэн, и голос его звучит не то как попытка завести разговор с умственно-отсталым, не то как угроза: слишком спокойно и мягко, легко, безо всяких сомнений, - я переломаю тебе ноги и затолкаю обратно в машину насильно, чтобы увезти подальше отсюда, и... - и не успевает договорить, потому что кайл, очевидно, наконец-то дошедший до точки кипения, наконец-то позволивший этой своей вечной неконтролируемой, мать его, агрессии, взять над ним верх, и мажет кулаком куда-то по скуле, по носу, наверное, думая, что может сломать, и это его, стэна, как-нибудь затормозит.

но у него ничего не выходит.

и удар его кажется слабым жестом отчаяния, и сам он вдруг делается каким-то незнакомо-далёким, меньше обычного - почти даже жалким, если бы только стэн хоть один раз мог позволить себе подумать о жалости к кайлу в этом, уничижительном ключе, через призму собственного превосходства. но стэн, конечно же, так не думает. стэн, конечно же, никогда бы не. и стэну, конечно же, вовсе не больно - скорее странно и непонятно. он ждёт следующего удара, не предпринимающий попыток обороняться, но его не случается - не случается стандартного падения на землю, пинания друг друга до тех пор, пока кто-нибудь харкать кровью не начинает, не случается свистяще-хрипящей отдышки и финальных тычков в плечо, означающих мир: этот их мир крепче гранита, смешно было бы думать, что одна тупая драка что-то изменит.

[indent] если это, конечно, не убийство нашего общего друга. да, кайл?

мерзкая мысль приходит в голову совершенно некстати, и стэн отмахивается от неё точно от стаи назойливых комаров, пытающихся атаковать тебя со всех сторон где-нибудь в вечернем походе, пока все сидят у костра и травят небылицы о кошмарных монстрах, призраках, йети, выпрашивающих три с половиной доллара, инопланетянах, анальных зондах и прочем таком, во что сами уже и не верят, но по-прежнему пытаются кого-то то ли напугать, то ли впечатлить, то ли всё сразу. стэн отмахивается от этой мысли, а потом думает, что лучше бы остался там, заплутавший в собственных рассуждениях, потому что, может быть, тогда бы он вовсе и не услышал того, что сейчас говорит ему кайл: переспросил бы, мол, что? извини, я отвлёкся, что ты сказал? а кайл бы ему не ответил - врезал бы ещё раз по морде, и они пошли бы спокойно пить пиво, пытаясь понять, что они планируют делать дальше. вместе.

[indent] лучше бы, честно, всё так и было.

- чувак, я так тебя люблю. - говорит стэн, когда кайл впервые притаскивает его, вусмерть ужравшегося на вечеринке, к себе домой, пытаясь не шуметь, чтобы не разбудить шейлу, затаскивает его в комнату, закидывает на кровать и стаскивает с него грязные кеды: они залиты пивом и его же блевотиной, но кайлу будто бы глубоко поебать на все эти мелочи. кайл всегда ему помогает.

- я так тебя люблю, чел! - стэн растирает омерзительно пошлые пьяные слёзы по щекам,  роняя голову на колени к кайлу, молчаливому и покорному, слушающему в очередной раз бесконечную историю под названием "меня бросила венди, чел, у меня никого не осталось, пиздец, я не знаю, как мне жить дальше", и только вздыхает, раздраженно и шумно, - я так сильно тебя люблю! - и в этом нет ничего странного, и в этом нет ничего непонятного, и в этом нет ничего гейского, думает стэн в этот самый момент.

ну нажрался. ну разнылся. ну с кем не бывает.

[indent] - ты лучший, кайл, будь ты тёлкой, я бы давно на тебя запал.
[indent] - кайл, пиздец, выходи за меня.
[indent] - люблю тебя, бро.

эти слова мантрой звучат голосом стэна сотни раз, по обыкновению, простые такие, как вопрос «что нового?», например // голосом кайла они звучат впервые. совсем другие, не такие совсем, как те, которыми привык разбрасываться сам стэн:

[indent] они настоящие.

как-то так сообщают людям о том, что им осталось жить пару месяцев; как-то так общаются с родителями смертельно больных детей в хосписах; как-то так звучит конец ебаного мира. хлёстко, прямо, с укором, и - совсем капельку - истерично.

кайла несёт, и всё, чего хочется стэну прямо сейчас - чтобы он заткнулся немедленно, но он продолжает эту свою самоубийственную откровенность, и стэн бы отдал что угодно за то, чтобы кайл сейчас, рассмеявшись, снова выдал что-нибудь в духе «нет, ну ты бы видел свое лицо, чел!», и «ага, повёлся?», что-нибудь такое же идиотское, как он сам. и кайл смеётся - действительно смеётся, но совсем не так, как это себе представляет сейчас стэн: болезненно, надрывно, громко, так, словно прямо сейчас достанет ружье и снесёт себе половину башки - от этого его смеха стэну становится не по себе.

от этого смеха, от того, как он смотрит, от того, что его слова всё ещё не заканчиваются: стэн чувствует, как где-то внутри что-то переворачивается, его, кажется, даже мутить начинает - не так, как когда ему признавалась в любви венди, там, ещё в третьем классе, и он блеванул ей прям на лицо, но-по другому совсем, как-то нездорово, как-то так, будто ты сел в вагончик русских горок, и несёшься на этом вагончике вместе со всем миром, существующим вокруг тебя, куда-то в пизду.

[indent] возможно, такую же глубокую, как у мамаши картмана.
[indent] хотя это, наверное, последнее, о чем стоило бы думать сейчас.

[indent] какой же ты тупой, чел.
[indent] какой же ты непередаваемо тупой.

стэн отталкивает его - легко, но этого хватает для пары шагов назад. этого хватает, чтобы нырнуть вновь в машину, роняя лицо в ладони: сердце заходится бешеной птицей, поехавшим хомяком в аквариумном колесе. сердце колотится и щемит так, будто сейчас грудную клетку проломит - какого хрена, чувак? какого блядского хрена?

спустя пару мгновений эта экзистенциальная тошнота, сделавшаяся засасывающей всё живое чёрной дырой, отступает, а мысли прекращают прыгать судорожно, как шлюхи по членам, старательно отрабатывающие двадцатку в час, потому что здравый смысл всё же берёт над ним верх, подкидывая единственное логичное объяснение происходящему, такое простое, такое понятное, что удивительно даже, как он сразу не догадался.

[indent] ничего другого придумать не мог?

и всё отматывается назад: к тому моменту, когда кайл начал весь этот цирк, к тому моменту, когда он только-только раскрыл рот, к тому моменту, когда стэн успел поймать в его взгляде только упрямство, одно лишь упрямство - и ничего кроме. к тому моменту, когда воздух между ними клубился в ожидании не случившейся потасовки. к тому моменту, когда он только-только его нагнал, и тогда он опускает стекло, чтобы окликнуть супер-лучшего друга, но затем, подумав ещё немного, вываливается из машины снова - на тот случай, если кайл опять решит попытаться свалить; играть в догонялки всю ночь ему совершенно не хочется.

- я понял, кайл, это твоя очередная попытка сделать так, чтобы я от тебя отъебался, да? - говорит он устало и зло, - очень смешно, я почти даже поверил. полезай в машину давай, я заебался торчать в этой дыре. остановимся где-нибудь на ночь, идёт?

[indent] и голос стэна почти не дрожит. почти совсем не дрожит.

diluc ragnvindr
✦ genshin impact ✦

---

i need you to kill | fight | destroy me

"ты оставил меня, но я найду тебя."

ты ведь помнишь те дни, дилюк?

снежная встречала нас холодом, который казался даже теплее, чем наши разговоры. вспомни: метель завывала над крышами, а мы с тобой стояли плечом к плечу — не друзья, не враги, не союзники. мы были чем-то иным. двумя зверями, вынужденными делить одну охоту, одну цель. на короткое мгновение мир стал тише, и даже сердце моё забилось иначе.

ты не принадлежал этой земле. я чувствовал это с самого начала. ты был огнём, заключённым в клетку изо льда. но всё равно ты был здесь, рядом. я никогда не спрашивал, зачем ты приехал в снежную — ты не из тех, кто делится лишними словами. и всё же... ты остался тогда. остался достаточно надолго, чтобы  запомниться.

наши тренировки, бои, охота за тенями фатуи, которые стали врагами даже для меня. ты презирал всё, чем я был — и всё же смотрел мне в глаза, не отводя взгляда. мало кто так может. большинство просто боится. ты — нет. ты вызывал у меня уважение. а затем... ты стал необходимостью.

не в том смысле, к которому привык мир. мне не нужно было твоё одобрение, твоя дружба, твоё тепло — я даже не знаю, был ли ты способен на него тогда. но я нуждался в тебе как в противовесе, как в человеке, способном напоминать мне, что бой — это не просто кровь, не просто ярость. это искусство. это ритуал. это — дыхание жизни.

ты был моим противником, даже если мы сражались заодно. а я был твоей тенью, стоящей за спиной и готовой ударить в любой момент — но ты никогда не оборачивался. не потому что доверял — нет. просто тебе было всё равно.
( ты всегда хотел умереть больше, чем кто-либо )

но знаешь, что по-настоящему невыносимо?
не та холодная ночь, когда мы вместе устроили засаду на шпионов из фонтейна. не раны, не кровь, не даже то, что ты всегда молчал после победы, будто всё, что произошло, ничего не значило.
нет.

невыносимым стало то утро, когда ты исчез.

без слов. без прощания. ни записки, ни взгляда. ты просто ушёл.

вернулся домой.
я мог бы подумать, что тебя схватили. что тебя убили. что ты пал в бою. но нет. ты сам выбрал уйти. сам покинул этот снег, эту тьму, меня.

и тогда я понял: всё, что было между нами — для тебя ничего не значило.

а для меня — стало началом безумия.

я остался. в этом ледяном аду, полном интриг, лжи, политики и бесконечной резни, где каждый день — это выживание. ты хоть раз подумал, что я чувствовал? я — тот, кто всегда голоден до боя, кто не знает покоя, кто не может остановиться, пока кровь не зальёт землю. я — тот, кого учили сражаться, не любить.

но в твоём присутствии я чувствовал себя... иначе. не лучше. не хуже. просто — живым.

ты дал мне цель, дилюк. ты стал тем, кого я хотел снова и снова вызывать на бой — не ради победы, а ради ощущения, что я существую не зря.

когда ты ушёл, мне пришлось искать замену.
( но ее не существует )

ни один противник не смотрит так, как ты.
ни один клинок не обжигает, как твой огонь.
ни один враг не оставляет такой пустоты после боя.

ты забрал с собой нечто большее, чем просто воспоминания. ты забрал часть меня. а я — не привык терять. я не умею отпускать. я — воин, охотник, и, в конце концов, зверь. и зверь всегда идёт по следу.

ты вернулся в мондштадт. домой.
о, я всё знаю. я слежу. я жду. я приближаюсь.

скажи, каково это — снова быть среди своих? слушать песни бардов, стоять на виноградниках, притворяться, будто ты всего лишь владелец винодельни? ты думаешь, что спрятался. но ты не понимаешь — для меня ты всегда пылаешь. как маяк. как цель.

я видел, как ты сражаешься с безликими угрозами, защищаешь свой город, своих людей. ты снова стал героем. ты снова — легенда. но знаешь, что я вижу? тень. ту же самую тень, которую я знал в снежной.

ты скучаешь по бою так же, как и я. просто прячешь это лучше. ты тоже заражён этим голодом. мы с тобой — одного рода.

и я приду за тобой.

не как враг. не как друг. не как тот, кого ты когда-то оставил в снегу.

я приду как напоминание. как клятва, что ты не сможешь избежать того, что между нами не было завершено.

мы встретимся. я чувствую это всей кожей. я буду искать тебя в каждом огне, в каждом бою, в каждом взгляде на горизонт.
ты не представляешь, насколько глубоко ты пророс во мне.
это не про любовь. не про ненависть. это — одержимость.

ты думаешь, сбежал? нет.
ты просто дал мне время стать сильнее.

готовься, дилюк.
я уже иду.

---

пример вашего поста

мы шли воевать лишь для защиты семей,
но сами стали похожи на лютых зверей.

запахи.
множатся, сбивают, опьяняют.

реальность мерцает, гаснет и вспыхивает, дробится кадрами.
когтистые лапы смыкаются на чужом горле до скрипа, заставляя жертву агонично трепыхать, дергаться бессмысленно и бесполезно, медленно задыхаясь от удушья; зверь склоняется ниже, раззявив пасть, чтобы ловить с чужих губ обрывки сбитых - последних - выдохов. жадно, ревностно.

человек все еще дышит, когда острые клыки впиваются в плоть и с силой рвут кожу с сухожилиями, протыкают до кости, дробя и ломая до звонкого хруста, а после оторванная голова с влажным стуком ударяется об пол, откатываясь куда-то к затемненному углу. лампа под потолком потревожено раскачивается, выхватывая из непроницаемой темноты редкие картины происходящего.

сознание отключается время от времени, погружая в спасительную черноту между чересчур яркими образами, в которых он - кто-то другой - ломает обезглавленное тело и рвет когтями.
вскидывает над собой и раздирает на части, купаясь в крови.
стоит на коленях и слизывает длинным гибким языком что-то с кафельного пола, заляпанного пятнами, что трудно идентифицировать в творящемся хаосе.

он дышит - старается дышать - быстро, хрипло. сложно. буквально принуждая себя. впитывает с каждым вдохом непередаваемую мешанину запахов, ощущений, эмоций, боли и страха, смешавшихся в один зубодробильный коктейль из застывшей пыли по углам, морозного обжигающего холода и зловонно смердящих потрохов под ногами. в проклятой форме его реальность совершенно иная, матово-неоновая, пульсирующая венами и разрывами молний, здесь ему доступен совершенно иной спектр восприятия, нежели слабому человечку, и это топит оставшуюся частичку самосознания в нем. он больше не человек, не предвестник, он даже имени своего не помнит. хочется рвать, хочется кидаться, хочется уничтожать абсолютно все на своем пути, отринув человеческое, но подчинившись порче.

зверь все еще голоден, когда с окружающими покончено.
человек внутри - лишь наблюдатель, запертый в истекающей слизью клети из мышц и плоти.
они оба истощены борьбой, что бесконечно ведут друг с другом, и лишь вопрос времени, кто уступит в следующий раз.

острые когти соскальзывают по деревянному подоконнику, оставляя глубокие рытвины. взобраться сюда не составляет труда с подобным - сильным - мощным телом. он весь пропитан кровью и запахами, ужасом погибших, приставших к подошвам и одежде; он тащит их с собой и наполняет помещение смрадом, мороз снаружи не способен выхолодить впитавшееся.

внутри тепло. и безопасно. (не) для него.
яд в венах волнуется, течет быстрее. порча колышется тревожно, гудит разъяренным ульем, выплескиваясь через край ошметками той силы, что люди не понимают и не могут контролировать. этот сосуд переполнен, перегружен, вокруг него искрит до фиолетовых вспышек.

оторванная голова с перекошенным лицом падает точно на плед аккуратно застеленной кровати. пару раз оборачивается, пока катится, подпрыгивая, а после замирает. пустые глазницы слепо пялятся с потолок, рот перекошен, приоткрыт в немом крике. ему уже не страшно, этот - давно уже мертв. и станет отличным подарком той-единственной, чью власть порча признает безоговорочно, а оттого - тянется ближе.

зверь таится в углу, куда не достает свет. стоит на границе между светлым и темным, не касаясь мягкого отсвета и мыском ботинка. в нетерпении перебирает когтистыми пальцами, ожидая реакции на свое подношение. похвалит? отругает? подзовет ближе, прогонит? ему больше некуда идти, нечего искать, некому предложить, сюда его влекут инстинкты, когда человеческое в нем ничтожно мало. человек слаб, а порча в нем - сильна. человек внутри кричит и молит о помощи, не в силах справиться, страшась неизбежного. зверь утробно клокочет, щеря зубы в провале хищного оскала.